У нее сердце - хрусталь, а он думает - леденец, перекатывает между пальцами, играет, иногда губами касается едва - едва. А она растрачивает себя по мелочам, сжигает заживо, только сердце целое, горячее - в ладонях его согретое. Ну и пусть леденец, зато рядом.

---

Запомни только одно, мой милый: звезды, которые ты зажег, будут гореть все равно, если ты уйдешь, если ты ушел и даже если тебя никогда и не было...

---

"...кинжал за поясом, шляпа на голове и ветер..."

Я тасую колоду и монотонно шепчу под руки, губами почти касаясь пальцев - необычное зрелище со стороны, должно быть. Хотя это действительно странно - ловить чужие мысли в ворохе своих собственных. Впрочем, если не задумываться, то рутиннее некуда - пальцы пляшут, губы шелестят, карты в ладонь идут, кому небо в глаза, кому солнце за пазуху - да толку все равно ноль. А ты, как и прочие, еле дышишь, глаза под полями шляпы прячешь, лишний раз шевельнуться боишься, думаешь, я в твоей жизни лучше разберусь, все исправлю, дорожку расчищу да ковер постелю, если в настроении буду, конечно. Эх... Я - то может и буду, только все пустое, милая - карта уже в ладони.

"...кинжал за поясом, шляпа на голове и ветер..."

---

...Белые кошки молились на
крышах пушистым своим богам... (с)

---

А и глупое дело девка задумала - беду в дом своими руками накликать хочет, змея вернуть ей, видишь ли, надобро, чем он только ей в сердце упал - неведомо. Ох, девка, молодая да глупая, батько порол, видно, мало. Мне - то, конечно, что, в бабкиных записях рыться - дело нехитрое, щепотку имбиря кинуть, щепотку дурман - травы, обронить под ноги да шепнуть в спину - тоже не велика наука, только что тебе, девка, с того? Тебе же кропиву стопами мять придется, ладонями сети из нее сплести - предзакатное солнце ловить, а после надвое расколоть, серцевину вырезать, в передник спрятать и ждать - он змей, он вернется, а главное - не плакать после.

---

Пусто. Чай на брудершафт выпит, чашки, как водится, в дребезги. Если хочешь – целуй, мне уже все равно, слышишь? Вечер сегодня твой, завтра - мое утро. Небо течет внутрь. Чай ли горчит или настой вереска? Губы к губам, хочешь станцуем устно? Все как и было раньше, просто слова навылет, просто октябрь на крыше. Чашки в дребезги. Мне уже все равно. Пусто.

---

У нас одна осень на двоих, и это даже страшнее, чем должно казаться, потому как ты кутаешься в свитера и пледы да рисуешь, пока никто не видит, а я брежу по ночам и простываю каждую неделю. А еще тебе нравятся мои распущенные волосы и когда я ревную, пусть и без повода, а я улыбаюсь сама себе, тихонько напеваю "nothing compares, nothing compares to you..." и думаю, что ты, мой милый, наверное, так ничего и не понял.

---

...Ты говоришь, что небо - это вода... (с)

Если долго смотреть в небо, можно увидеть его, как в зеркале или в воде, например. Он, почти ты собственно, но не совсем все же, будет рассказывать твои истории и писать стихи твоей девушке, а ты будешь молча смотреть на него и в конце концов подумаешь, что это в общем-то несправедливо. А потом решишь рассказать все соседу напротив или смешливой парочке наверху за вечерним чаем с мятой. А он только улыбнется, подмигнет левым глазом и подумает, что все это ему показалось, привиделось, если точнее. А ты в свою очередь решишь, что это вовсе даже ты подумал, пожмешь плечами и пойдешь домой - кекс с вишней лопать. А он, почти ты собственно, но не совсем все же, - пирог с яблоками есть будет, упавшие звезды считать и рассказывать своей девушке, чего только не привидится, если долго смотреть в небо.

---

...Она сидела на солнце, смотрела на птиц и писала что-то, возможно
Стихи, возможно прозу, возможно мне следует быть осторожней
С теми, кто носит рыжие волосы, сидя на мраморных звёздах.
Я вернусь к тебе завтрашней ночью,потому что еще не поздно... (с)

---

Если не присматриваться, все кажется очень даже милым: кофе в фарфоровых чашечках, печеные яблоки на блюдце и взаимная вежливость на острие ножа, как и полагается в приличном обществе. В этом самом обществе Он ест, не чувствуя вкуса, и врет в лицо собеседнице, которая его совсем не слушает. Кажется, это называется играть по правилам.
А Она стоит по ту сторону леденцовых окон, смотрит на его медные локоны и серые глаза, острый подбородок, белокурую женщину рядом и не может понять, почему в этом октябре так сыро. Впрочем, он тоже не понимает и потому старается вовсе никуда не смотреть, ведь если не присматриваться, все кажется очень даже милым.

---

Держи меня, ночь,
Качай меня,
Неси меня вверх...
(с)

---

Мы молчим. Кошка стряхивает последние капельки сентября с рыжих усов и что-то тихонько мурлычет себе под нос, а я курю в открытое окно и каждый раз спрашиваю, останется ли она до утра. Мне очень нравится ее непослушный мех и немного снисходительный взгляд - дескать, кто знает. Впрочем, она никогда не остается.
Мы молчим. Я лениво тянусь за очередной сигаретой и чувствую холодный взгляд на спине - сердится. Кошка всегда говорит, что я много курю, а я всегда соглашаюсь.
Мы молчим. Я мощусь в неудобном кресле и думаю о прошедшем дожде. Иногда она садится мне на колени, трется носом об пальцы, ворочается в руках, а я глажу ладонью пушистую спину и боюсь заснуть... Когда открываю глаза, ее уже нет.

---

Та, что умела плакать почти без слез.
Та, что умела вовсе почти не плакать,
Мерить хмельной чечеткой и грязь, и слякоть
Да над погасшей свечкой сушить белье,

Падать под ноги, льду подставлять плечо,
Томно кровить горячей закатной медью.
Все, что случится после - не знать, не ведать.
Сердце еще живое, пока печет.

Ветер ловить губами, в гортань – игла,
Падать с карниза в небо, из окон в двери.
Все, что случится после - не ждать, не верить.
Это, должно быть, просто - не видеть глаз,

Кудри не гладить, веки не целовать…
По золоченной ядом брусчатке улиц
В черном, на шее крестик, идет, сутулясь,
Та, что умела слышать Его слова…

---

Все говорят, что мы вместе,
Но никто не знает в каком...(с)

---

Пока Солнечный спит небу позволено плакать, листьям позволено падать, сердцу позволено ныть. Оно и ноет, рвется на части - что ж с него взять? Разве что улыбнуться эфемерной девочке с прозрачными пальчиками и зрачками, танцующей у моих окон. Впрочем, русоволосый юноша с пятого этажа искренне считает, что окна - то как раз его, да и девочка соответственно тоже. До чего ж вы глупые, влюбленные мальчики... Милые, но глупые. Вот и Солнечный непослушными губами шепчет:

...вольно ж тебе,
маленькая,
мазать крыши
египетских
каменных хижин...
разве не слышала?
разве не знаешь правила?
нет...
тебе -
ходить,
ходить да посмеиваться,
выгуливая
белый
осколок солнца...

смотрит на меня невидящими глазами, а после легким движением выключает все будильники - странная разновидность лунатизма, не правда ли? - и прячет любопытный нос под одеяло. Мне остается только гладить непослушные пряди, целовать веки и еле слышно выдыхать: "Доброе утро, Солнечный" в пол шестого - то вечера. Это ж надо же...

---

Ты, правда, еще придешь?
Серая в серых глазах тоска ли, в черных перчатках сидит Итсумэ, ждет ли сезон дождей? Зонтики прячет в полях блокнота - по одному на день, сыпет в глубокое сито ноты, дышит фонарной пылью. Тают в страницах крылья - того, кто спрятан в соленых каплях, того, что ждет без надежд Итсумэ, того, кто приносит дождь.
Ты, правда, еще придешь?..

---

Самые сладкие сказки спеют к осени, нависают гроздьями - только срывать успевай. Их бы отмыть бережно, по банкам разлить да закатать до зимы аль и вовсе до лета, ан нет - не готовят нынче сказочники варенья, угостят свежей историей и жди до следующего листопада.
Но не волнуйся - в моем доме бессменный сентябрь, ведь самые сладкие сказки спеют к осени...

---

...Но ты - ирокез на тропе любви,
Ты за нее в ответе.
(с) Медведев

---

Небо вокруг зрачков темно - синее, сталью отливает - сумерки как - никак, на белых простынях россыпь звездной мелочи да медяк лунный, а в ладонях солнечные зайчики прыгают - я в саду нашла, помнишь, мы их когда - то зеркальным подносом ловили, в листьях мелиссы прятали?.. А нынче на этом подносе утка с яблоками - ты же любишь - только не запеченная, с хрустящей корочкой и дразнящим запахом, а самая что ни на есть настоящая больничная утка, синего цвета, набитая до краев золотистыми мячиками. Смеешься - нелепо, наверное. Но знаешь, я еще и спеть могу, и сплясать прямо посреди палаты, только... Только не переставай улыбаться, ладно?

---

Время касается губ, слетает с них словами, глупыми, злыми, пустое дело слушать, да оседает в ладонях, одно неосторожное движение - и течет сквозь пальцы, потом только ковер вытирать.
Она заваривает земляничный чай с двумя ложками янтаря, как обычно, и ждет прихода осени, когда пальцы мерзнут, шапки смешные и глинтвейн в кастрюльках. А он делит маленькое уютное счастье на квадратные метры и думает, что к октябрю неплохо бы пол утеплить, а то мадмуазелька взяла за привычку простывать почем зря. А после улыбается еле заметно, целует ее в нос и смотрит, как она удивленно трясет головой, только медовые капли на мочках дрожат да ладони по-прежнему в кулачках, мол «если сжать крепко - накрепко, то завтра никогда не наступит».
- Глупенькая моя…