Он резко встает с постели, стряхнув с себя сон, как собака воду.
Она нехорошо поминает свою природу, его породу.
И кто-то уставший машет обоим им с небосвода,
Чтоб она не упала в обморок, пока он собирается уходить.
Один.
Он выходит на улицу, сонно завязывает шнурки
И видит слепящее солнце на расстоянии вытянутой руки,
Что целует в висок, обдает ненасытным жаром,
В чужой машине густым пожаром.
Она выбегает из дома в одной пижаме,
Криком саму себя опережая.
А он уже улыбается, мол, бодрящее приключение для утра.
Она выдыхает, не зная, кто больше из них не прав.
И он идет на работу, говоря: не звони мне сто раз на дню,
Ты же знаешь, я стоек к холоду, боли, войне, огню,
Приглашениям в гости, чужим фотосессиям в стиле ню
И внеплановым съездам кровли.
Она жмется к стене подъезда, виски набухают кровью,
Молчит, не находит правильные слова.
Два.
Через час он заходит в свой кабинет, ногой открывая двери,
Не веря ни одному из тысячи суеверий,
Разбивает стекло, но осколки падают чуть правее.
Через три он идет на обед кормить недолеченный свой гастрит,
На другом конце города она что-то вполголоса говорит,
И человек из окна напротив выходит расслабиться, покурить -
Три.
А под вечер она тихо хрипит ему в трубку: не стой у окна - простынешь,
И сложные вещи становятся вдруг понятными и простыми.
Потом улыбается, прижимает к сердцу свою усталость,
Вспоминает, что там еще осталось,
Чтоб судьба не взяла его ни огнем, ни пулей, ни ранением ножевым...
К ужину он возвращается немного потрепанным, но живым.